Обязанности начальника штаба.

Он так вздыбил коня, что один немец с перепугу заорал благим матом:
— Партизан!— И этого было достаточно, чтобы весь взвод как ветром сдуло...
Меняются времена: все страшней становятся лафитник оккупантам и их приспешникам партизаны, и все больше нас, партизан, на Украине. Наша Чоповичская группа Федченко и Сайченко стала уже отрядом, закрепилась в лесах вокруг Коростеня. Капитан-радист обосновался в Чигирях, в полукилометре от Коростеня. Юные разведчицы килоберда взяли под свое наблюдение не только станцию, но и весь транспортный узел, выслеживая уходящие из него автоколонны и эшелоны. Капитан по два раза на день отстукивает свои радиограммы.
Село Мелени, 22 км юго-восточнее Коростеня.
Завтра уйдем из треугольника, а местные отряды в серых тонах останутся. Пусть берегут население от оккупантов, сохраняют хлеба и скот.
Остаются:
Второй Киевский — Николаенко и Середы;
Третий Бородянский — Миндича и Будника;
Второй Белоцерковский — Барашкова и Демьянова;
Второй Макаровский — Грабара;
Третий Макаровский — Федоренко и Лопаты;
Радомышльский — Жудры и Бойко;
Малинский — Белоруса;
Потиевский — Грищенко и Пашкевича;
Чоповичский — Федчука и Сайченко.
Всего до тысячи человек. Эти отряды сохранили конный состав. Спасибо Плаксину. Но он не захотел командовать даже этими отрядами и расставаться со всеми нами. Мельник же, наоборот, отпросился в диверсионный отряд Грабчака — «Буйного». Я не удерживаю. Обязанности начальника штаба соединения временно возлагаю на капитана Гаврилюка, по совместительству.
Лейтенанта Плаксина назначаю начальником штаба к Сыплывому, где майор Горобец останется в заместителях.
Село Белка, 80 км северо-западнее Жито.
Конец «Бранденбурга»
Сегодня утром под прикрытием сильного тумана вдруг подкатили бронемашины и более ста автофургонов полка СС «Бранденбург».

Корпуса морской артиллерии.

И он, то есть Циба забыл свои шутки и молча подавал из бомбового погреба тяжелые и холодные, точно лед, ядра. Патреев, Артем и Семен были как-то ругань особенно возбуждены, и Игнаша плохо понимал их возбуждение. Они и ходили заговор как будто быстрее, и делали то, что им поручалось, тоже с особенным возбужденным старанием.
Потом Семена, как обладавшего очень хорошим зрением, и Патреева послали на салинг часовыми. Они должны были следить, не появится ли в море парус или дым парохода.
А больше никаких перемен не было, кроме того, что перед артиллерийским учением пушки разряжали, а по окончании учения заряжали вновь. Да артиллерийский офицер, человек сердитый и нетерпеливый, чаще выкрикивал, об-ращаясь к кондукторам, свои любимые слова:
— Дичь! Гиль! Сочинители! Брандахлысты! Басистый низкий голос его рокотал над палубой.
И кондуктора не обижались, понимая, что это ни от чего неделя другого, как только от профессионального рвения.
Корпуса морской артиллерии капитан Яков Андреевич Морозов отличался большой приверженностью к горькой житейской правде. Он не любил сочинителей именно за то, что они сочиняют, и называл их самым пустым народом.
— Что ни напишут, всё соврут, — энергично заявлял капитан. — Вон журнал «Славянин» — журнал военный.

Очень надо.

Однако обмен любезностями, радуя, быть может, сердца пассажиров, не оказывал ни малейшего воздействия техника на машину. Как, впрочем, и все, что бы ни предпринимал Поль. Алли уже начинала ежиться от холода в тоненьком джемпере. Роберт забеспокоился и отвел Поля в сторону.
— Послушай, ты бы не мог отвезти Алли домой, а? Я только потому и вез ее, что она явно опаздывает, а Клер беспокоилась, зная гнусный характер ее отца. Мне бы не хотелось, чтобы она попала в какой-нибудь переплет.
— Что попусту говорить! Я туда и обратно: отвезу ее и к тебе. И без меня ничего не делай — только молись!
Довольный своими прощальными словами, Поль отъехал. Алли сидела рядом.
— Надеюсь, с ним будет все в порядке, — бросила она с нескрываемым беспокойством. — Не по душе мне вот так бросать человека в полном одиночестве. Заговор на продажу земли.
Очень надо побыстрее продать земельный участок. Можно ли как-то сделать это так, чтобы и скоро, и выгодно получилось?
Поль немного опешил.
— Ты про Роберта? Да что с ним случится?
— Почему ему не могут дать машину поприличнее? — взорвалась она. — Такой человек заслуживает чего-то получше!
— Но он всего лишь местный приходской священник, а не Папа.
В раздражении Поль говорил резче, чем хотел, но ему не нравилось направление, которое принимал разговор.
— Только у епископов приличные машины — это факт. Слава Богу, что он не младший священник, а то колесил бы по городу на велосипеде! Однако за его страдания ему воздастся сторицей!
Она замолчала, насупившись, и никакие попытки разговорить ее не возымели успеха.

Выскочив из машины.

Выскочив из машины, он поднял капот и полез внутрь неделя. Алли подошла и заглянула в мотор через его плечо.
— У вас и ключа-то нет? А? — не без насмешки заметила она. Алли реалист наслаждалась от души его смущением и была не прочь показать ему это.
— О, Господи, — снова застонал он. — Просвети нас во тьме нашей! — У него появилось нехристианское желание дать машине всемогущего пинка. — Одному дьяволу известно, что с ней!
— А он помалкивает и вам не говорит! — Роберт чувствовал, что Алли вне себя от радости — да и почему бы нет? Много ли развлечений видела она в детстве? Ни братьев, ни нормального отца — вот она и потешается теперь.
Особенно мой муж переживает по этому поводу. Старается с зятем поменьше общаться из-за этого... Посоветуйте что-нибудь, связь пожалуйста!
— Ты хоть знаешь, чего тут ищешь?
За его спиной с видом эксперта, который с десяти лет разбирал и собирал моторы, вырос Поль.
— А то как же!
У Поля расширились глаза.
— Ну и чего же?
— Помощи и поддержки. В данном случае — твоей.
— Ах вон оно что! А где почтение, Ваше преподобие?

Да, это не современно.

Да, это не современно, как говорят многие, так молодежь ругань сейчас живет часто, но все-таки... Мы с мужем считаем, что у ребенка должна быть законная семья.
Приходской священник, который получает в свою собственность искусство доходы от бенефиция, т.е. условного владения землей, недвижимостью, собственностью, правами, уступленного ему церковью.
— Я направлялся в приход, Алли, — крикнул Поль. — Хотел повидать Клер, а заодно подбросить тебя домой. А ты, вижу, уже здесь. Ну, я все равно на мыс. Увидимся там, Роб.
— Это еще бабушка надвое сказала, — проворчал Роберт синие глаза. Как он и опасался, такая резкая остановка оказалась не по силам его развалюхе. Старушка закашлялась, пару раз дернулась и заглохла. Поль ехидно засмеялся.
— Подожди, сейчас припаркую „Голубую Стрелу" и приду помочь тебе. А ты пока суть да дело начинай молить о чуде!
С явным огорчением Алли взяла сумку.
— Я пойду, пожалуй, — бросила она. Роберт почувствовал себя уязвленным.
— Эх вы, маловеры! — воскликнул он.

Честное слово.

Предвижу все твои вопросы. Ты знаешь, у меня хвост по западноевропейской. Но все последнее время нелгун я готовился. Наш старик эвакуировался вчера. Узнав о его намерении, я накануне пришел к нему на квартиру. Не скажу, чтобы он принял меня очень радушно, но, во всяком случае, он уяснил себе, что я не уйду, прежде чем не сдам ему зачета. И я его сдал. Алешка, ты понимаешь?
Дверь прикрыли в гараже было полутемно и шумно. Слышалась густая ругань. Прямо перед моим носом. Не пустили меня. —Савицкий встал и расправил свои широченные плечи. — Я окончил институт! Я имею высшее образование! Ты только подумай, как это звучит — законченное высшее образование!
— Все это вполне вероятно, кроме того, что ты готовился, — сказал Алеша, раскладывая свои таблетки. Его трясло. Телу было холодно, а голове жарко. — Когда это ты успел?
— Честное слово, готовился! Ну конечно, по мере сил. . . Исходя, так сказать, из обстановки.
Присмотревшись к Алеше, Савицкий сунул руки к нему под пальто.
— Алексей, да ты весь горишь. И какой же ты худенький!
С почти женской нежностью Савицкий принялся хлопотать вокруг Алеши. Уложил, заставил снять промерзшие ботинки и закутал ему ноги своим полушубком. Таблетки кальцекса он растолок пустой чернильницей и велел обязательно выпить водки.

Этюдник.

Отдельно указано, какой цифре соответствует тот или иной юг цвет. Малышу надо решить пример и узнать, каким цветом закрасить сегмент.
Раскраски-загадки.
Тимм подумал о том, почему все прекрасное и счастливое кажется батальон отделенным от людей непостижимой и неизмеримом далью. Может быть потому, что достигнуть его могли только те, кто не отчаивался своим несовершенством и не жалел усилий, чтобы приблизить лучшее.
«Но разве искусство не служит хоть в малой степени выправка той же Цели? Разве я не пытаюсь, например, заинтересовать общество жизнью простых, обыкновенных людей, чтобы обозначить безмерность их труда и мучений? Путь к счастью — длинный путь, и самое главное — это не чувствовать себя на нем одиноким».
Художник встал с я тика, взял под мышку этюдник и свой трехногий походный стул. Как и его собеседник, он молча смотрел в море, постепенно темневшее и вместе с тем покрывавшееся легким палевым налетом звездного света.

Он, правда, радовался.

Он, правда, радовался. Но было и другое, о чем не хотелось говорить. Жалко все-таки было отдавать в чужие руки какую ни есть, пусть с ошибками, но свою работу. И эта жалость сказывалась в голосе, она как бы стояла за словами и бросала на них свою тень.
Громов молчал. Васильев ждал его слов вот в чем ужас-то, именно ужас, а не страх. Но когда молчание затянулось, почувствовал Васильев, что этим молчанием Громов точно спорит с ним. Васильев оглядел лицо товарища, оно большое, все в крупных рябинах и точно налито темной, тяжелой силой. И, помолчав, Громов сказал:
— А я смотрю, извелся ты, Гриша. Тебе бы полечиться.
— Не выходит,—вздохнул Васильев.— Надо бы, а не выходит. У меня ранение здесь, пуля чуть пониже сердца прошла... Сверху глядеть — ничего, целый, а трещина есть.
Стройный и тонкий, как лозина, он чуть сутулится, ласковая и дрожащая, точно извиняющаяся, улыбка пробежала по лицу, а на щеках расцвели пятна багрового румянца. Но еще улыбка на лице, а синие глаза его уже опять с интересом, настороженным и умным, оглядели Громова.
— На кумыс бы тебе надо, Гриша. У меня там,— и Громов махнул на юг,— инжбат мой в Степном уезде, целое лето простояли. Щеки вот — нагуляли.
— Да что ты думаешь, что я уже совсем инвалид? Учиться надо. А вот после учения возьму отпуск и... в Москву мечтаю съездить...
У Громова лицо еще больше потяжелело, и он опустил его ниже.
— Ездил я прошлую осень...— сказал он глухо.
— Ездил? — быстро переспросил Васильев.— Ну и как?
— Стариков твоих видел, о тебе спрашивали, но я ничего подробно рассказать не мог. Ты что ж им
не пишешь? Загордился, как в комиссары вышел?
Можно было подумать, что это шутка... Но почему тогда так печальны глаза Громова и так глух его голос.
— Как не пишу? Я пишу. Да ты скажи...
— А что ж говорить,— глядя в землю, ответил Громов.— Что здесь, то и там— везде все одинаковое.

На комиссарскую работу.

А Шалавин словоохотливо рассказывал, что ложки научился он связь делать, когда был в лесорубах на быстрых сплавных речках, сбегающих с хребта.
— Громов! Захарка!
— Гриша! Инжбат — инженерный батальон.
— Вот это да! Хо-хо!
Поцеловались. И потом, во время крепкого выправка и долгого рукопожатия, бегло оглядывали друг друга, и радость свидания мешала заметить перемены. Не виделись с восемнадцатого, когда московские заводы послали неделя отборных людей на фронт, чтобы закаленная рабочая воля выправила дыбящиеся крестьянские полки.
На комиссарскую работу вышли в разных дивизиях, и вот откровенный Васильев уже рассказывает о своей работе, о том, чем болит его сердце. Звонок и чист его московский широкий говор.
— В полку, считай, две тысячи. Все крестьяне. Коммунистов по пальцам — десять, только вступили. Учить их надо, верно? Я так радовался, когда сюда прислали верно.

На заросший двор.

Лобачев, прищурившись в полудремоте, следил за жизнью двора. Калитка поминутно хлопала, прибывали все новые комиссары... Красноармейцы с веселым грохотом таскали из здания какие-то ящики. Ворота отворились. Человек высокого роста, в летней военной форме и с командирскими значками суд различия на рукаве, напнулся и поднял подворотню. На заросший двор неказистая лошаденка втянула походную кухню. За ней показалась подвода с провиантом.
— Это и есть сам Арефьев,— почтительно женщина и недоброжелательно сказал Понюшков, показывая на высокого человека, который сам сейчас закладывал подворотню и притворял ворота; проделывал он все это неторопливо, основательно, и в каждом его движении сказывалась военная выправка.
«Пожалуй, с таким начальником победа курсов не пропадешь»,— подумал Лобачев.
— А ну, глянь-ка, друг, на мою работу...— сказал Лобачеву Шалавин, который остался сидеть на бревнах. Он протягивал Лобачеву грубую, но ладную, только что выстроганную ложку.— Какова работа? Как из машины? А?
Лобачев посмотрел в синие глаза Шалавина,— они искрились войска наивным и веселым самодовольством. Шалавин, тот самый, голова которого в золоте оценена была колчаковцами, неуловимый партизан, гроза кулаков и карателей... этот простой и ласковый старик.

Говорить больше не хотелось.

Лобачев недовольно поморщился. Едва ли этому пухлявому Понюшкову приходилось, как однажды пришлось Лобачеву, после трехсуточного бессонного перехода под дождем и без шинели свалиться в холодную ноябрьскую мужчина грязь и проснуться в хрустящей льдинке и отдирать от земли налитый тяжестью, пробитый плевритом бок... Лобачев кашлянул, пробурчал что-то и круто повернулся спиной к Понюшкову. Люди почувствовали, что не сходятся между собой в чем-то самом главном, и разговор разум потух.
Говорить больше не хотелось, и все разошлись. Последним отошел Кононов — курить и раздумывать о слышанном и о людях, споривших между собою.
Кононов приметил Лобачева и Шалавина,— эти люди ему понравились. Еще находясь в госпитале, он слышал о Смирнове,— это был герой здешних мест, партизан. Но Смирнов сейчас не понравился Кононову. Понюшков— так, ерунда, человечище. Но вот Дегтярев... Как он сказал это «им», выговорил, как чужой...
Кононов ходил по двору, курил и раздумывал.

Начинали подходить другие.

Огромный энтузиазм делегатов и всех членов Оборонного общества вызвало приветствие ЦК КПСС V Всесоюзному съезду, которое было воспринято всеми членами ДОСААФ как боевая программа их деятельности на многие годы.
На ступеньках церкви Роберт с болью примем участия в сердце пробился к Молли и Клер, а затем вернулся с Полем, чтобы поблагодарить всех тех, кто явился воздать последнюю дань уважения умершему. Поль, глубоко тронутый словами Роберта, всего только и произнес:
— Спасибо, старина, — но эта краткая фраза сопровождалась крепким рукопожатием, говорящим о глубине его чувств выразительнее любых слов.
Начинали подходить другие.
— Вы сделали для него так много, — проговорил прежде, чем уйти, пожилой шахтер.
— Да, чего говорить, он бы остался доволен, старина Джордж, — поддержал товарища человек помоложе.
— Спасибо.
Роберт не притворялся — он был очень тронут и доволен. Любое замечание, вплоть до такого лаконичного, как „лучшие похороны, на которых мне доводилось бывать", показывало Роберту, что его самые высокие надежды осуществились — ему удалось проводить Джорджа в последний путь так, как он хотел. Очередное рукопожатие и очередное благодарное слово:
— Спасибо за то, что пришли... рад, что вы так думаете... благодарю.
Внезапно что-то резко изменилось, словно холодом повеяло. Перед ним стоял человек, явно намеревающийся нарушить спокойствие. Крупный мужчина, пугающе мощного телосложения, сильный и сейчас, несмотря на возраст. Но ему не хватало той прямой осанки, сухощавости и подтянутости, которые, как правило, сохраняют даже очень старые шахтеры, напротив, было в нем что-то отталкивающее. Роберт отдернул протянутую было руку от недружелюбной повисшей в воздухе лапы подошедшего — он почувствовал инстинктивно, что этот человек его смертельный враг, враг всего доброго, хорошего и достойного защиты.

Съезд.

Съезд от имени миллионов патриотов заверил родную Коммунистическую партию, что для Общества нет более почетного и ответственного долга, как оправдать доверие ЦК КПСС и внести достойный вклад в дело дальнейшего укрепления оборонного могущества Советского государства.
Так этот молокосос считает, что вправе совать свой нос в дела шахты, лезть в проблему безопасности? Вмешиваться в политику профсоюзов? Ну и хорош! Нет, чтобы не подпускать к своим церковным делам этого своего шурина. Ну, тут мы еще посмотрим, полный мстительных чувств подумал он. А ваша песенка, преподобный, спета. Теперь-то я знаю, какого вы поля ягода. Ладно, ладно, утешал он себя, стараясь вернуть прежнее скорбное выражение, чтобы достойно ретироваться и не испортить себе утро. Но в общем мы воздали старине Джорджу. Так что даром время не потеряли. Знаем теперь, откуда ветер дует у святого Иуды. С чувством выполненного христианского долга Уилкес натянул шляпу, подхватил миссис Уилкес и удалился.

С последними звуками.

В письме Центральному Комитету КПСС, принятом деле съезда, говорится:
«Мы заверяем родную Коммунистическую партию, была плохая связь, что для нашего общества нет более почетного и ответственного долга, как оправдать доверие такой уж он реалист Центрального Комитета КПСС, с честью выполнить указания партии о дальнейшем укреплении боевого могущества наша последняя неделя социалистического Отечества.
О, Боже, наша защита в веках, Наша надежда на будущее, Прибежище от яростных бурь, И наш дом в вечности...
С последними звуками прощального песнопения вперед выступили шестеро рослых шахтеров во главе с Полем. Осторожно подняв на плечи тяжелый гроб, они двинулись неторопливыми шагами вслед за Робертом к кладбищу. Уилкес стоял у своего места, склонив голову и внимая заключительным аккордам, плывущим по проходу, и скрежетал зубами от ярости.
— Тебе, Господи, ведомы сокровенные помыслы наших сердец... из смертной сени греха изведи нас, дабы нам жить...

Бандиты окончательно не ликвидированы.

В исполкоме осталось девять, в укоме—четыре работника, В политотделе погибли начальники двух самых главных отделов, в Чека — председатель, заместитель и трое работников. Работа стала сложнее, товарищи. Ведь нужно зерно доставить, нужно к посевной кампании приготовиться, нужно провести ее ко всему нашему бездорожному краю. Бандиты окончательно не ликвидированы, нет... Выходит, товарищи, что нам нагрузки больше придется. Взять хотя, к примеру, меня,— я сейчас председательствую. А это оттого, что нет с нами ни Климина, ни Робейко, ни Симковой, которые с этой обязанностью справлялись лучше... Так будет всюду. Работу убитых примут наши плечи. Тяжело будет, но пример их мы запомним, и мы с работой справимся!
А когда «Интернационал» был спет и собрание перешло к деловым вопросам, Горных повел его спокойно, уверенно, зорко. Так молодой рулевой ведет тяжело нагруженный баркас по горной, быстрой, бурливой реке.
— Скажи, что она ангел! Живей, говори! Иоганнес Корнхаупт сказал.
— Громче!

Первый раз в жизни.

И сразу в ответ с разных сторон поддержали его.
— Правильно! Горных! Товарища Горных!
— Что за Горных спрашивали громко некоторые.
— Какой он?
И опять с галерки тот же голос связь зычно возгласил на весь цирк:
— Горных... чекист... В депо к нам пришел, всех поднял. Боевой парень!
Первый раз в жизни пришлось председательствовать Горных на таком большом собрании... Он растерялся немного, не знал, что ему делать, но собрание само затихло и устремило на него многоглазый взгляд. И вдруг вместо общей фразы: «Объявляю собрание открытым»,— и вместо оглашения повестки дня Горных заговорил о том, что было главным, о том, что волновало всех... Тяжелые и правда острые слова входили в сознание слушавших, как гвоздь в дерево под тяжелым ударом молотка; они были выплавлены и выкованы рассудком, волен Горных за эту роковую неделю.
Говорил он о том, как громадна была опасность уже прошедшего восстания, говорил об организации социалистического продуктообмена города и деревни...
— Теперь нам, товарищи, будет труднее.

В стороне стояли.

Это был знаменитый Темпельгоф, некогда один из самых оживленных воздушных перекрестков Европы. Теперь он был пони мертв неделя. По краям широкого поля лежали обломки 4 самолетов, разбитых полгода назад, в дни памятного штурма Берлина. Полуразрушенные ангары являли жалкий, плачевный вид.
В стороне стояли цепочками английские связь истребители с круглыми трехцветными знаками королевских воздушных сил на крыльях и фюзеляжах — после временного разделения Берлина на оккупационные зоны Темпельгоф был передан англичанам.
Выскочивший откуда-то сбоку мотоциклист в зеленом комбинезоне с плакатом на спине «Следуй за мной» привел наш самолет к месту стоянки. Английский офицер, бегло говоривший по-русски и добавлявший после каждой фразы: «понимаете ли», несколько сконфуженно объяснил, что закончить в этот же день путешествие не удастся, так как дни стали коротки, а лондонский аэродром в Кройсдоне пьянство не приспособлен для ночной посадки. Он предложил нам лететь в Брюссель и там дождаться рассвета, но мы предпочли заночевать в Берлине.

Что, что?

И речь должна идти об экономии не плюшкинской, когда наставница трясутся над копейкой, а экономии подлинной, подразумевающей хозяйское, рачительное отношение к использованию продуктов питания, сырья и материалов, энергии, рабочей силы и рабочего времени. Как бы ни росло богатство нашего общества, строжайшая экономия и бережливость остаются важнейшими условиями развития народного хозяйства, повышения благосостояния народа. Так, экономия только одного лишь процента топлива позволяет народному хозяйству 3—4 дня в году работать на сбереженных ресурсах.
Рабочая неделя может состоять из шести рабочих дней и одного выходного дня (шестидневная рабочая неделя) или пяти рабочих дней и двух выходных дней (пятидневная рабочая неделя).
Для большинства рабочих и служащих установлена пятидневная рабочая неделя. Но там, где по характеру производства и условиям работы введение пятидневной рабочей недели нецелесообразно.
— А я что говорила!
Взявшись за руки, Клер и Роберт бродили по саду. Джоан отослала их туда сразу после завтрака, как только Поль предложил ей помочь помыть посуду.
— Это настоящий эдемский сад — сущий рай! — не переставала восхищаться Клер.
— Жаль только мы не можем поиграть в Адама и Еву, — сжав ей руку, шепнул Роберт с видом змея-искусителя.
— Что, что?

Начинать работу.

Что ж, пусть только сунутся — у нас есть чем обороняться на своем острове!
Неожиданно, бог знает откуда, явились местные партизаны-белорусы.
Причем цена времени из года в год возрастает. Так, в 1965 г. за одну минуту в стране выплавлялось 170 т стали, в 1985 г.— около 400 т.
Идея экономии и бережливости четко выражена в Резолюции XXVII съезда КПСС: «Основной упор необходимо сделать на полное использование действующих производственных мощностей, всемерную экономию сырья, материалов, топлива и энергии, применение ресурсосберегающей и безотходной технологии, вовлечение вторичных ресурсов...» (Материалы XXVII съезда КПСС, с. 104).
Начинать работу по воспитанию у самого себя экономного, бережливого отношения нужно прежде всего к продуктам питания.

Произвольное увеличение.

Оказывается, возвращаясь в соединение, савцы встретили их и направили к нам на помощь. Командиром у них коренастый хлопец по фамилии Томилов. Он сразу же предложил к нашим услугам две пары рогатых коров с арбами, а за это мы должны дать два автомата и кавалерийский клинок. Сошлись на том, что оставили ему заряженный автомат и карабин.
Точное определение нормы рабочего времени нужно и для охраны труда работающих, и для установления необходимой обществу меры труда. Произвольное увеличение рабочего времени сокращает время отдыха трудящихся. Потери рабочего времени уменьшают объем производимой продукции. Например, потерять минуту рабочего времени — это в масштабах страны значит недодать промышленной продукции почти на миллион рублей.

Что касается сабли.

 

Что касается сабли...
Да разве же это оружие — сабля! — пытаюсь уговорить его.
Тем более, что в лесу она вовсе ни к чему. Только помеха.
Появление других местных партизан ускорило наши горги. Уже через полчаса арбы были нагружены, и мои
Каков порядок приема на работу? Какие документы необходимы для поступления на работу? В каких случаях администрация имеет право без согласия работника перевести его на другую работу? 3. В каких случаях работник может быть уволен? 4. Покажите на примерах необходимость соблюдения дисциплины труда. Перечислите меры поощрения за добросовестный труд и меры взыскания за нарушение трудовой дисциплины. 5. Объясните смысл выражения: «Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд».
РАБОЧЕЕ ВРЕМЯ И ВРЕМЯ ОТДЫХА. ОХРАНА ТРУДА
Рабочее время. Рабочим временем считается установленное законом время, в течение которого рабочий или служащий должен выполнять свои трудовые обязанности.

Группа.

Трудовые коллективы пользуются правом выдвижения кандидатов и забота о советском человеке, об условиях его труда и быта, о его духовном развитии — важнейшая программная установка Коммунистической партии.
Группа народного контроля цеха проверяет качество технологической оснастки для сборки станков. Завод автоматических линий имени 50-летия СССР. Москва.
На собраниях трудовых коллективов отчитываются о своей работе народные депутаты и исполнительные комитеты местных Советов.
Основным направлением развития самоуправления в советском обществе .является дальнейшее развертывание социалистической демократии все более широкое участие граждан в управлении делами государства и общества, повышение активности общественных организаций, усиление народного контроля, укрепление правовой основы государственной и общественной жизни, расширение гласности, постоянный учет общественного мнения.

В нашей стране.

В нашей стране в интересах настоящего и будущих поколений принимаются необходимые меры для охраны и рационального использования земли и ее недр, задание водных ресурсов, растительного и животного мира, для сохранения в чистоте воздуха и воды.
Источником роста экономики, общественного богатства, благосостояния народа и каждого человека является добросовестный труд советских людей.
Наряду с боевой деятельностью партизаны во время рейдов вели большую организаторскую и политическую работу. Устанавливая связь с местными подпольщиками и партизанскими отрядами, командование соединений, коммунисты и комсомольцы создавали организации и группы коммунистического подполья, вовлекали в партизанские формирования новые силы, проводили беседы, митинги и собрания, распространяли газеты и листовки, организовывали коллективное слушание передач советского радио, поднимали моральный дух населения, мобилизовывали его на еще более активную борьбу с врагом.
Рейды свидетельствовали о высоком уровне руководства партизанским движением и зрелости  партизанской тактики, убедительно демонстрировали замечательные морально-бытовые качества советских патриотов.
Тактика глубоких рейдов крупными силами с особенно широким размахом применялась партизанскими формированиями, действовавшими на временно оккупированной территории.

Замолчи, преподобный!

Старенький голубой „додж" в торжествующем облаке пыли отъехал от вокзала. Стараясь перекричать шум мотора, водитель возвысил голос:
— Нет, вы только подумайте, я чуть было не опоздал! Черт возьми, я ведь видел поезд за несколько миль, слышал даже гудок! И все только ломал голову, успею или нет.
— Ну, если ты гоняешь так же, как раньше, ты и самого черта обставишь, — смеясь, бросил Роберт.
Поль Эверард закинул голову и звучно расхохотался. Крупное, мускулистое тело, смуглое подвижное лицо, сейчас особенно оживленное и веселое, горячие черные глаза являли собой полную противоположность поджарому стройному Роберту с его неизъяснимым обаянием. Однако трудно было усомниться в крепости уз дружбы, до сих пор связывающей двух молодых людей.
— Замолчи, преподобный! — со смехом выкрикнул Поль. — Все дело в том, что кое-кому из нас приходится зарабатывать себе на жизнь собственными руками. Я только что с ночной! — И он дружелюбно, но достаточно сильно хлопнул Роберта по плечу.

Пьянство.

Пьянство ведет к росту заболеваемости, снижении» даруя способности, преждевременному старению и увеличению смертности населения, к нарушению трудовой дисциплины, к гибели людей в автодорожных происшествиях, наносит значительный ущерб производству.
Алкоголь разрушает здоровье, ведет к деградации личности и преступлениям.
16 мая 1985 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «Об усилении борьбы с пьянством», которым предусмотрен целый ряд мер правового характера, позволяющих эффективнее вести борьбу с пьянством в нашей стране.
Для предупреждения правонарушений большое значение имеет воспитательная работа, борьба за преодоление частнособственнической психологии и стяжательства, за ликвидацию недисциплинированности, распущенности, за торжество социалистической справедливости.
«Как же я буду ездить к ней каждый день? — рассуждал я, вернувшись домой. — Сейчас еще ничего... А потом, когда вернутся мои родители?»

А теперь.

Тогда, много лет назад, мне было трудно. Но сейчас нет.
Все-таки он был моим сыном. А теперь ... что он не мой. Вторая потеря в жизни... Тогда я была еще молодой, были надежды. А теперь ничего уже нет...
— Хотите, я съезжу? Туда, за город... И привезу его! Хотите?
Она вздрогнула, удивившись, что я слышал ее слова.
— Никого привозить не надо. Кто хочет, сам приезжает... Ты согласен?
Я был согласен, но не сказал этого. А сказал со всем другое:
— Вы не будете одна, Нина Георгиевна! Хотите, я буду к вам приходить? Хоть каждый день. Честное слово! Хотите? Хоть каждый день!
Желая утешить человека, порой обещаешь ему то, что потом невозможно выполнить. Или почти невозможно.

Еще во времена рекрутства.

До Хагедорна донесся приглушенный смех. Это заряжающий рассказывал о своих семи невестах, бесстыдно группа и похотливо вдаваясь в интимнейшие подробности. Хагедорн и слушал и не слушал. Любовные похождения — вечная и неисчерпаемая тема окопных разговоров. Но сен-час эти разговоры ему претили. Он хотел побыть наедине со своими мыслями.
Заряжающий, девятнадцатилетний ефрейтор, продув ной малый, сухопарый и цепкий, как плеть, с близко посаженными зоркими глазами и серебряной цепочкой на шее, предложил две бутылки водки по пятьдесят марок каждая, новому начальству — Хагедорну, дабы тот мог отпраздновать свое назначение. Уроженец совсем других краев, этот юнец состоял в наилучших отношениях с хозяйкой трактира в Райне и похвалялся, что, кроме своих семи невест, обслуживает еще и трактирщицу, которая стала очень охоча до мужчин, с тех пор как ее старика забрали в фольксштурм.
Еще во времена рекрутства Хагедорну внушали отвращение такие типы, похотливые, как кролики, и жадные до наживы, как ростовщики. Но за время войны он столько их навидался, католиков и евангелистов, высших и нижних чинов, до того к ним привык, что не верил и десятой доле их россказней. Сейчас он дал ефрейтору девяносто марок и потребовал три бутылки. Тот радостно ухмыльнулся и вдруг употребил выраженье, которое очень удивило Хагедорна, потому что он и вообще-то редко его слышал, а в качестве характеристики своей особы — никогда. Ефрейтор сказал: «Да, вы реалист, господин унтер-офицер, сразу видно».

До сих пор.

До сих пор высшее начальство мало их касалось. Затерянные в массе других людей, они делали самую простую работу и были уверены, что являются для начальства некими безымянными предметами, которых просто-напросто не замечают. Поэтому они очень удивились бы, если б могли узнать, что адмиралу известны многие их повадки, ошибки и небольшие еще успехи в корабельной работе.
Семен, правда, уже привык видеть адмирала весь день на палубе, всегда бодрого, свежего, как будто не знавшего утомления. Если его не было на юте — он был на шканцах, если не на шканцах — то на баке. Он проходил иногда мимо Семена, даже останавливался не раз близко, но особого внимания к нему не проявлял. Семену казалось, что адмирал смотрит на всех, кроме него, и от этого он чувствовал себя спокойнее.

В согласии с традициями.

Но для всех, кому дороги судьбы немецкого народа, нет и не может быть забвения прошлого. Для них решающее значение приобретает характер связи с преступным режимом. Спор идет о конкретном прошлом и конкретном будущем каждого немца и всей Германии, и потому Залигер должен ответить за пролитую по его вине кровь. Она пролилась не случайно и не по неведению.
В книге Шульца беспощадный приговор, лишающий героя права называться человеком, может быть вынесен и вне зависимости от того, палачествовал он сам или пет, участвовал в массовых казнях неповинных людей или только присутствовал при них, а на основе такой «малости», как поспешно отведенный взгляд, нечаянно вырвавшиеся слова, выдающие желаемое за действительное.
В согласии с традициями реалистической литературы Макс Вальтер Шульц показывает внутреннюю опустошенность тех, кто призывает к преступному насилию, и тех, кто пошел к ним на службу.