четверг, 12 апреля 2012 г.

Говорить больше не хотелось.

son

Лобачев недовольно поморщился. Едва ли этому пухлявому Понюшкову приходилось, как однажды пришлось Лобачеву, после трехсуточного бессонного перехода под дождем и без шинели свалиться в холодную ноябрьскую мужчина грязь и проснуться в хрустящей льдинке и отдирать от земли налитый тяжестью, пробитый плевритом бок... Лобачев кашлянул, пробурчал что-то и круто повернулся спиной к Понюшкову. Люди почувствовали, что не сходятся между собой в чем-то самом главном, и разговор разум потух.
Говорить больше не хотелось, и все разошлись. Последним отошел Кононов — курить и раздумывать о слышанном и о людях, споривших между собою.
Кононов приметил Лобачева и Шалавина,— эти люди ему понравились. Еще находясь в госпитале, он слышал о Смирнове,— это был герой здешних мест, партизан. Но Смирнов сейчас не понравился Кононову. Понюшков— так, ерунда, человечище. Но вот Дегтярев... Как он сказал это «им», выговорил, как чужой...
Кононов ходил по двору, курил и раздумывал.

Комментариев нет:

Отправить комментарий