Глупыш.

Глупыш, — сказала она. — Игорек глупыш! Ведь я сейчас уйду. Я только принесла бутылочки. Ты же просил, и где эта баба?
Как же благодарен был ей Иван Васильевич за этот материнский отказ от такой редкой и желанной их встречи!
Он, кажется, разлюбил бы ее, если бы она смогла в этот вечер не подумать о мальчике.
Но все это не могло долго продолжаться. Дивизия переходила в первый эшелон. Комполка вызвал Шевелова и велел отправить мальчика в тыл.
— Ну и усыновляйте на доброе здоровье, — одобрил он. — А пока к тетке, в детдом, куда хочешь. Бумагу сочиним. Человека, наконец, отправим! Ну что ты, Иван, маленький, что ли?—прикрикнул Белоус, исчерпав все доводы сейл.
В батальоне все соглашались и все горевали. И Вера тоже горевала. Шевелову было радостно видеть в ней еще смутные черты будущей матери. Он знал — сколько бы ни было у них детей, а первенцем, пробудившим в их душах великую общность ответа за третью маленькую жизнь, всегда останется Игорь.
Они оба провожали Игоря в дивизию. Уезжал он с Петром Алексеевичем, покорившийся, притихший. Вера плакала так, словно это они оставались в тылу, а мальчика отправляли в опаснейшее место. Игорь хмурился, но не плакал. Только когда нужно было уже садиться в машину, бросился на шею сначала к Ивану Васильевичу, потом к Вере — крепко обнял и поцеловал, а лучше в лондон.
Иван Васильевич и Вера ночевали в селе, где стоял штаб дивизии. Вера проплакала долго, уткнувшись в жесткую солдатскую шинель Шевелова.